В лице Афанасия Афанасьевича Фета изумительным образом столкнулись два совершенно неодинаковых человека: загрубелый, чрезвычайно видавший виды, опытный практик и вдохновенный, неутомимый, в буквальном смысле до последнего вздоха (а умер он в возрасте 72 лет) певец прекрасного и любви. Фет был сыном незначительного немецкого чиновника, а за небольшую взятку его записали сыном одного орловского помещика Шеншина, увезшего его мать от отца. Однако неправда обнаружилась, и поэт на протяжении многих лет ощущал на себе, что такое быть внебрачным ребенком. Первостепенное, что он потерял – это статус дворянского сына. Фет стремился "выслужить" дворянство, однако 13 лет войсковой и гвардейской лямки не дали положительного результата. И он решил жениться по расчету на старой и состоятельной женщине и сделался бессердечным и скупым сельским хозяином-эксплуататором. Революционерам, а также либералам, Фет никогда не сострадал и не сочувствовал и, чтобы добиться вожделенного дворянства, длительное время громогласно демонстрировал свои личные верноподданнические чувства. И лишь когда Фету исполнилось уже 53 года, Александр II наложил одобрительную резолюцию на прошение поэта. Доходило до комического: если тридцатилетний Пушкин находил оскорблением пожалование ему царем камер-юнкерского звания (это придворный чин, обыкновенно даваемый молодым людям до 20 лет), то данный русский лирик преднамеренно исхлопотал себе камер-юнкерство только в 70 лет.



И при этом Фет писал божественные стихи. Вот стихотворение 1888 года:



Полуразрушенный, полужилец могилы,



О таинствах любви зачем ты нам поешь?



Зачем, куда тебя домчать не могут силы,



Как дерзкий юноша, один ты нас зовешь?



Томлюся и пою. Ты слушаешь и млеешь;



В напевах старческих твой юный дух живет.



Цыганка старая одна еще поет.



То есть буквально два человека жили в одной оболочке. Но какая сила чувства, мощь поэзии, какое страстное, юношеское отношение к красоте, к любви!



Поэзия Фета недолго имела успех у современников в 40е годы, а в 70 — 80-х годах это был успех весьма камерный, отнюдь не массовый. Но массам Фет был знаком, хотя они не всегда знали, что популярные романсы, которые они распевают (в том числе и цыганские), — на слова Фета. "О, долго буду я в молчанье ночи тайной...", "Какое счастие! и ночь и мы одни...", "Сияла ночь. Луной был полон сад...", "Давно в любви отрады мало...", "В дымке-невидимке" и, конечно, "Я тебе ничего не скажу..." и "На заре ты ее не буди..." — вот лишь некоторые стихотворения Фета, положенные на музыку разными композиторами.



Лирика Фета тематически крайне бедная: красота природы и женская любовь — вот и вся тематика. Но какой огромной мощи достигает Фет в этих узких пределах. Вот стихотворение 1883 года:



Только в мире и есть, что тенистый



Дремлющих кленов шатер.



Только в мире и есть, что лучистый



Детски задумчивый взор.



Только в мире и есть, что душистый



Милой головки убор.



Только в мире и есть этот чистый



Влево бегущий пробор.



Философской его лирику назвать трудно. Мир поэта очень узкий, но какой же он прекрасный, полный изящества. Грязь жизни, проза и зло жизни не проникали в его поэзию никогда. Прав ли он в этом? Видимо, да, если видеть в поэзии "чистое искусство". Красота и должна быть главным в ней.



Гениальна лирика природы Фета: "Я пришел к тебе с приветом...", "Шепот. Робкое дыханье...", "Какая грусть! Конец аллеи...", "Это утро, радость эта...", "Жду я, тревогой объят..." и множество других лирических миниатюр. Они разнообразны, непохожи, каждая являет собой неповторимый шедевр. Но есть общее: во всех них Фет утверждает единство, тождество жизни природы и жизни человеческой души. И поневоле задумываешься: где источник, откуда эта красота? Творение ли это Отца небесного? Или источник всего этого — сам поэт, его умение видеть, его светлая, открытая красоте душа, каждое мгновение готовая восславить окружающую красоту? В своей лирике природы Фет выступает как антинигилист: если для тургеневского Базарова "природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник", то для Фета природа — единственно храм, храм, прежде всего любви, а во-вторых — храм для вдохновения, умиления и молитвы красоте.



Если для Пушкина любовь была проявлением высшей полноты жизни, то для Фета любовь есть единственное содержание человеческого бытия, единственная вера. У него и сама природа любит — не вместе с человеком, а вместо него ("В дымке-невидимке").



В то же время Фет считает человеческую душу частицей небесного огня, божьей искрой ("Не тем, Господь, могуч, непостижим..."), ниспосланной человеку для откровений, дерзаний, вдохновения ("Ласточки", "Учись у них — у дуба, у березы...").



Удивительны поздние стихи Фета, 80 — 90-х годов. Дряхлый старик в жизни, в поэзии он превращается в горячего юношу, все мысли которого об одном — о любви, о буйстве жизни, о трепете молодости ("Нет, я не изменил...", "Моего тот безумства желал...", "Люби меня! Как только твой покорный...", "Еще люблю, еще томлюсь...").



Если взять стихотворение "Я тебе ничего не скажу...", в котором излито размышление о невозможности передачи языком слов жизни души, изощренности чувства. Вследствие этого романтическое свидание, как будто неизменно, в мире пышной природы, раскрывается безмолвием: "Я тебе ничего не скажу...". Следующая строка как бы уточняет: "Я тебя не встревожу ничуть". Но, как подтверждают прочие стихи, любовь его, быть может, и лишит покоя, и приведет в смятение чистую душу избранницы своими "томленьями" и даже "содроганьями". Однако, есть и иное истолкование, оно в последней строке второй строфы: его "сердце цветет", аналогично ночным цветам, о которых говорится в самом начале строфы. "Я дрожу" — от ночной ли прохлады, от каких-либо духовных сердечных факторов. И оттого конец стихотворения зеркальным образом воспроизводит начало: "Я тебя не встревожу ничуть, я тебе ничего не скажу". Это стихотворение притягивает тонкостью и изяществом проявленных чувств и непринужденностью, неброской простотой словесного оборота.